Молодежь Севера №14 (7500) от 15 апреля 2011 года 

 

     

Профессор Владимир Зайнуллин:

 "Коми нужна карта радиационного фона"

 

Республика Коми до сих пор преодолевает последствия добычи радиоактивного металла - радия. Еще в 30-е годы прошлого века под Ухтой построили завод по переработке радиевых концентратов, который сейчас закрыт, огорожен и фактически превратился в зону отчуждения. В 1962 году со скачком радиационного фона столкнулись воркутинцы. Той зимой после ядерных испытаний на Новой Земле в заполярном городе участились погодные аномалии. В середине 80-х годов прошлого века многие жители республики стали ликвидаторами чернобыльской аварии. 25-летие этих печальных событий будет отмечаться через две недели. Сейчас интерес общества к теме радиации подогрет событиями на японской АЭС «Фукусима-1». О том, как изучали радиацию в Коми, а также аукнутся ли перечисленные события на здоровье жителей республики, в интервью МС рассказал профессор, доктор биологических наук, заведующий лабораторией радиационной генетики Коми научного центра УрО РАН Владимир Зайнуллин.

- Когда в Сыктывкаре появился радиобиологический комплекс?

- В 30-х годах прошлого века под Ухтой добывали радий. Считалось, что это металл будущего. В Коми уже тогда работали специалисты по радиации. Во время Великой Отечественной войны в Сыктывкаре была организована база Академии наук СССР. В 50-годах по инициативе Петра Вавилова и Петра Рокицкого была создана первая лаборатория радиационной биологии, где изучали действие радиации на человека и окружающую среду. Дальше построили этот радиобиологический комплекс, задача которого была как раз централизовать все исследования. В развитии радиоэкологии были и черные времена, когда принимались решения о прекращенни исследований. Но тут случился Чернобыль. Оказалось, что в отрасли есть большая проблема. Если раньше считалось, что облучение в малых дозах, чуть больших, чем при флюорографии, абсолютно безопасно, то авария в Чернобыле показала, что это не так.

- Поэтому исследования решили развивать...

- Да.

- А вы работаете с радиоактивными элементами?

- Обязательно.

- И насколько это безопасно?

- На 100%. Мы работаем не с теми количествами, которые могут фатально сказаться на состояние здоровья и окружающей среды. Но сразу говорю, дураков хватает. И всегда может найтись тот, кто утащит что-то себе. Поэтому для таких людей есть охрана. Есть определенные требования к содержанию этих веществ: они хранятся в особых помещениях, поставленных на сигнализацию.

- Но ведь на каждый замок всегда есть своя отмычка...

- То количество элементов, с которым мы работаем, безопасно. Надо очень постараться, чтобы хоть какой-то вред себе нанести. Если возьмете банку тория (это соль), то хоть всю эту банку съешьте, ничего серьезного не будет. Первое, что с вами случится, - это проблемы с желудочно-кишечным трактом. Ну а дальше… история таких случаев пока не знает. Проще говоря, посидите долго, страдая желудком. И еще раз повторюсь, с высокотоскичными элементами мы не работаем.

- Наверняка практически в каждом регионе страны есть зоны, в которых повышен радиационный фон. В Коми они где расположены? Куда бы вы точно не советовали ходить?

- Это поселок Водный под Ухтой. Там сейчас живут люди, но в окрестности есть территории бывшего радиевого завода. В настоящее время они переданы под контроль Росатома. Огорожены. И если вы хотите себя обезопасить, туда лучше не ходить. А если все же вы туда попали, то там лучше не собирать ни ягоды, ни грибы. Вы и так достаточно облучения получаете, когда приходите на флюорографию или летите самолетом.

- Я и не знал, что во время полета можно получить облучение.

- Просто во время полета вы находитесь ближе к солнцу. Поэтому один полуторачасовой полет практически равен одной флюорографии. В зависимости от флюорографа.

- То есть, это так же опасно, как и проходить флюорографию?

- Я бы так не сказал. Дело в том, что еще 3 - 4 года назад аппараты были достаточно «грязные», поэтому человек получал несколько большую дозу относительно фона. Но флюорография - это диагностика ранней стадии каких-то заболеваний. Потенциальный вред от этой минимальной дозы намного ниже, чем польза того, что у кого-то найдут эту патологию. Вы ведь идете и делаете снимок зуба, если вас направляет стоматолог: или вы остаетесь с зубом, или на этом месте будет дырка, решать вам. Это все относительно.

- А вы ведете учет мест в Коми, где повышен радиационный фон? Может, есть специальная карта?

- Она есть, и ее нет.

- Это секретная информация?

- Нет. Мы только работаем над картой. Это ведь не просто - взяли, измерили, и на этом точка. Надо все проанализировать. А вдруг мы ошиблись на одну единицу: была территория безвредной, а мы можем определить ее как небезопасную. После того, как мы карту нарисовали, идет проверка.

- А долго такую карту ждать?

- Будут деньги, будут продолжаться исследования, такая карта может появиться лет через десять. Для нас она будет очень полезной - меньше будет слухов и неоправданных домыслов. Ведь после испытаний на Новой Земле в прошлом веке часть осадков пошла в Тюменскую область, Сибирь, а часть в Воркуте осела.

- Вы говорите о событиях 1962 года, когда на Новой Земле было произведено два мощных взрыва?

- Да. Это было испытание наших бомб, в том числе большой мощностью.

- В ту зиму в Воркуте заметно потеплело... А последствия тех испытаний до сих пор влияют на здоровье людей и природу?

- Тогда радиационный фон был запредельный. Вот и начались погодные аномалии. И население, которое там жило в 1962 году, и их потомки продолжают ощущать на себе последствия. А вот приезжие люди - уже нет. И если сравнивать, то все-таки испытание ядерного оружия - это не авария на АЭС. Там - кратковременный взрыв, другие радионуклиды. Территория поражения потенциально меньше. Поэтому и нужна инвентаризация земель.

- Ближайшая к Коми АЭС находится в Ленинградской области. Для нас она не представляет опасности?

- Реактор АЭС в Ленинградской области такой же, как и в Чернобыле. Он работает достаточно чисто. В Чернобыле была одна проблема - туда направили техников, а не специалистов. В Ленинградской области работают хорошие специалисты. События в Японии, на атомной электростанции «Фукусима-1», произошли из-за того, что японцы не подумали, что может быть такое сильное землетрясение.

- А если, не дай Бог, на этой АЭС в Ленинградской области произойдет аномалия, то как это отразится на Коми? Насколько опасно такое соседство?

- Не дай Бог этому случиться. Но судить нужно будет в зависимости от степени аварии. Все-таки наша республика далеко расположена от АЭС. Еще один плюс в том, что у нас плотность населения невысока. Мы можем, говоря по-народному, сняться и уехать. А нефть и газ будут добываться здесь вахтовым методом. Да и земель сельскохозяйственных у нас практически не осталось.

- А насколько события на «Фукусиме-1» могут повлиять на здоровье жителей Коми?

- Я склонен верить многочисленным сообщениям в СМИ о том, что радиационный фон даже на Дальнем Востоке в норме. Сейчас каждый может купить дозиметр и измерить уровень радиации. Здесь другая проблема - трансграничный перенос. Это ветер. А может и человек привезти какую-то облученную вещь.

- Как раз на днях во Владивостоке нашли первый автомобиль из Японии с превышенным радиационным фоном...

- Это может быть. У нас даже термин есть свой - «расползание». Кому-то, например, понравилась железяка с «Фукусимы». Он ее утащил, поставил в Сыктывкаре на даче и радуется этому японскому презенту.

- А у него - помидоры размером с баскетбольный мяч...

- Такие чудики есть и были. В том же Чернобыле. Когда мы там работали, то наш водитель захотел взять оттуда лебедку. Это сейчас ее можно свободно купить, а тогда в магазинах даже колбасы не было. Я от греха подальше закопал эту лебедку.

- Сейчас практически каждый день в СМИ обновляется информация о радиоактивной воде около «Фукусимы-1». По последним данным, в пробах океанской воды вблизи АЭС содержание изотопа йода-131 превышено в 7,5 млн. раз. Эта вода может оказать какое-то влияние на Россию и на Коми, в частности?

- Йод имеет период полураспада около полутора месяцев. Через это время его станет в два раза меньше. И потом его содержание пойдет на спад в геометрической прогрессии. Может, через 6-7 месяцев вода будет снова чистой.

- То есть, экосистема вот так просто восстановится?

- Там, кроме йода, есть и цезий, у которого период полураспада 30 лет. Дело в том, что никаких данных по цезию в прессе нет. Если дело в йоде, то опасности нет, и через 5-6 месяцев около реактора уже будут ходить делегации. А если это все-таки плутоний, который якобы нашли там, то тогда должно пройти необычайно много лет, чтобы природа восстановилась. Это надо анализировать. Для этого мы здесь и сидим.

- А вы здесь можете отслеживать события, которые происходят в других частях света? Скажем, как сейсмологи, которые, например, из России «увидели» землетрясение в Чили.

- Можем, если взрывы были связаны с выбросами радиации. Частицы попали в стратосферу, крутились там, выпали в виде осадков. Если они выпали бы, то мы бы взяли пробу и сказали, где наше, родное, а где японское.

- Если бы сейчас рассматривался вопрос строительства в Коми АЭС, вы бы его поддержали?

- А зачем?

- Понятно, что сейчас нам своей энергии хватает. Но тогда бы мы могли ее отдавать другим регионам.

- Тогда пусть там строят. Когда мне говорят, что это экономически выгодно или невыгодно, то у меня карман не становится тяжелее. В советское время был приказ, и все шли на амбразуру. Сейчас мало кто на это пойдет. Если какому-то региону АЭС выгодна, то пусть ее там и строят.